«Ты зачем родилась такой красивой? Для чего? Кто тебе позволил?» – Федя ударил женщину кулаком по переносице. Но не костяшками, а, если можно так выразиться, дном кулака. Это ему напомнило игру, когда нужно попасть молоточком по выскакивающим из дырочек головам игрушек, и он расхохотался. Женщина тоже улыбнулась. Федя продолжал хохотать, и тогда женщина гоготнула тоже.
«Молчать!» – Фёдор взревел, его лицо перекосилось, но внезапно он замолчал сам. Смотрел на женщину, но она не могла поймать его взгляда – Федя смотрел сквозь. Он внезапно понял, что она не была такой идеальной, как он себе представлял – да, она была красива, неприлично красива, это его и раздражало, это и заставило схватить её на улице за шиворот и затащить в подсобку. Идеальное пугает. Испугало оно и Федю – тайна сущего явлена, финал достигнут, вот оно, законченное и совершенное, бери и понимай, как хочешь, путь пройден, дороги дальше нет, а ведь ему ещё и двадцать восемь не стукнуло, день рождения только через месяц. И вот она загоготала. То ли от испуга, то ли правда ей стало смешно, но Федя услышал её смех и приободрился.
«А ну, давай ещё», – он подошёл ближе и начал её щекотать под рёбрами. Гогот разнёсся на всю подсобку. Женщина повалилась со стула, и Федя бросился за ней, всё так же виртуозно перебирая пальцами по её бокам. С каждым своим движением, с каждым её истеричным выдохом он всё больше понимал, как она далека от идеала. Её смех, глухой и гулкий, одновременно был напичкан высокими звуками всех мастей, которые со свистом вырывались наружу, туда, где вовсю сиял Федя – смысл его существования был спасён, путь только начинался.
Он резко прекратил щекотать уже задыхавшуюся женщину, поцеловал её в щёку и, насвистывая, вышел прочь. После тёмной подсобки солнце непривычно слепило глаза, но это быстро прошло.